1.Бывшего начальника ЖЭКа №9 Макара Фомича Мракченко назначили директором Энского городского кладбища совсем недавно. Можно сказать, он только-только входил в курс дела, даже соответствующую терминологию еще полностью не освоил, а посему по привычке называл обслуживаемый контингент квартиросъемщиками, катафалк — «аварийкой», а бригаду мужиков, которые непосредственно опускают клиента к месту окончательно постоянной прописки, именовал лифтерами. Те на это не обижались, и даже наоборот — очень положительно оценили своеобразный юмор нового руководства данного спецпредприятия, где грусть и общее уныние являются как бы составной частью производственного процесса. И тут даже малая капелька здорового оптимизма никогда не помешает, потому что грусть - грустью, а производственные показатели никто не отменял. А как ты добьешься их выполнения, когда в душе весь рабочий день сплошная тоска? Короче сказать, новый директор со своим жизнерадостным юмором пришелся коллективу, что называется, в самый аккурат.

Кстати, в бытность свою начальником ЖЭКа Мракченко жильцов вверенного микрорайона за глаза звал не иначе как жмуриками, что говорит о сильно развитом воображении Макара Фомича, которое его, как мы чуть позже узнаем, и сгубило в конце концов.
И еще надобно будет то заметить, что Макар Фомич был не из робкого десятка. Дело ясное: сами понимаете, нормальный человек прогулкам по кладбищу предпочтет какое-нибудь мероприятие повеселей. Пляж, дискотека, пивбар, или, допустим, на худой конец просто с женщиной по скверику пройтись — куда приятнее, чем бродить среди могил в одиночестве и удручающей тишине. И не то, чтобы мы все верим в загробный мир, во всякие там приведения и прочие потусторонние штучки — нет, но просто так гулять по кладбищу ночью отважится, согласитесь, все равно не каждый. А Макар Фомич даже с огромным удовольствием после рабочего дня, что случалось частенько и за полночь, осматривал вверенное ему хозяйство, раскинувшееся на окраине Энска на многие гектары вширь и два метра вглубь.
При этом он не только сочетал приятное с полезным, но еще и отдыхал душой. Так и слава Богу - работенка-то, сами понимаете, специфическая, напряженность производства своеобразная. Хотя и спешить уж вроде тут совсем некуда, конечная, можно сказать, остановка, а все будто с цепи сорвавшись. Ни минуты покоя, колготы и дерганья на порядок больше, чем в том роддоме. Да еще, к примеру, пятница! Настоящий день «пик», хотя здешние кадры его именуют исключительно «крестовой» мастью. Тут понятно: в выходные предприятие, естественно, не работает, поэтому все заказчики услуг спешат управиться именно в уик-энд, чтобы солидно и качественно посидеть, а после поминок в понедельник уже со свежей головой на работу.
Были даже анекдотические случаи. Звонит один, интересуется: как, мол, с могилками свежими, нельзя ли придержать одну по центру часов до пяти? Что значит, придержать, спрашивают? Да у нас, говорит, с минуты на минуту дедушка тут должен коники нарезать, а что-то дышит пока. Но мы, говорит, сейчас с ним быстренько простимся и привезем — не ждать же потом до понедельника, верно?
В общем, работенка та еще, нюансов выше крыши, а потому нервы крепкие никому не в тягость. Слава богу, у Фомича с этим полный порядок.
Вот и сейчас, завершив очередной рабочий день, когда уже звезды, как оспины, усеяли густо физиономию ночного небосвода, управившись со всеми делами и бумагами, Мракченко вышел из конторы и проследовал по обыкновению не домой, а на свою любимую центральную аллею — косточки размять да заодно подышать воздушком свежим. Очень любил Макар Фомич гулять в одиночестве именно здесь, среди солидных, богатых, а местами даже и вызывающе пышных надгробий своих бывших начальников, как по партийной, так и по хозяйственной части, которые нашли себе последний приют по центру кладбища. Хорошо ему было тут, комфортно. Каждый раз, навещая ареопаг, Макар Фомич чувствовал, как буквально вырастал еще на сантиметр-полтора в своих глазах. И мыслить начинал как-то масштабнее, по государственному, и даже походка улучшалась, потому что, не будем скрывать, когда ты большую часть жизни на цирлах пробегал, то походка соответственно не та. И осанка, и в голосе, и весь корпус мягкий какой-то, потому что позвоночник постепенно формируется параллельно ковру в приемной вышестоящего начальства, в результате чего осанка становится чертой характера.

2.

Где-то шагов за сто до центральной аллеи Мракченко, как обычно, приосанился, расправил плечи, поправил галстук. Не без некоторых усилий заставил себя наступать с каблука. Пару раз снял и одел шляпу: честно говоря, тут он еще окончательно не определился. С одной стороны, вроде бы принято снимать головной убор перед усопшими, а с другой — чего же это он должен, как простолюдин, шапку ломить перед равными себе? Логично? А с некоторых пор Макар Фомич начал ощущать, что на отдельные промахи и недостатки в работе он мог бы, например, указать многим здесь отдыхающим товарищам. Причем, не стесняясь, так сказать, с предельной прямотой. И товарищу, допустим, Прыгунову, хоть и был тот при жизни член, извините, ЦК партии, и тому же, предположим, генеральному директору крупнейшего предприятия товарищу Выпрямитропина, и даже самому таможенному генералу Отданкову, который, прямо скажем, допускал промахи по службе, а некоторые просчеты были очень грубые, иначе бы он здесь сейчас не лежал.
Имея укоренившуюся привычку сочетать приятное с полезным, Макар Фомич во время индивидуальных ночных прогулок по центральной аллее кратко докладывал собравшимся о состоянии текущих дел, а также делился своими задумками и соображениями по поводу дальнейшего улучшения работы вверенного ему спецучреждения. Доклады, надо заметить, всегда были четкими, ёмкими, содержательными, никакой воды — только по делу.
— Товарищи! В текущим месяце нами произведено 3859 плановых и 136 внеплановых захоронений, что в целом на 17,6 процентов больше, чем за соответствующий период прошлого года. Достичь отмеченных успехов коллективу нашего спецпредприятия удалось не только благодаря достижениям бесплатной медицины и общей экономической ситуации в стране, но также за счет активизации внутренних резервов производственной дисциплины. Это дает нам уверенность в том, что коллектив не остановится на достигнутом и осилит новые рубежи.
Что скажешь? Красиво, убедительно, вопросов нет. Хотя один вопросик всё-таки есть: проблема заключается в том, что возглавляемое Макар Фомичом спецпредприятие, практически, исчерпало отведенные прежним генпланом производственные мощности на северной оконечности города Энска, и что касается достижения коллективом «новых рубежей», то последние непосредственно упираются в кладбищенский забор. Места за ним свободного много, сразу глазом не охватишь, прямо душа радуется, но там лежит целиной нетронутой чужая земля, причем, частная.
Так уж получилось. Кто мог подумать, что предпринятые реформы, будь они неладны, аукнутся прежде всего именно здесь? Сперва-то вообще думали, что народу на том свете нечего делать, если он на этом неслыханную свободу получил. Потом с гробами, помните, были временные трудности лет пять, поэтому хоронили в целлофане — кучно закапывали, в смысле затраченных площадей получалась большая экономия. А потом - началось! Прямо оборзели клиенты, извините. Особенно, «новые русские». Тут, говорит, будет моя могилка «сто на сто», рядом — кафе сейчас начнем строить, чтоб кореша пришли, посидели, помянули, как положено. Вот, считай, полгектара и нет. Да и который попроще народ, тоже артачится начал. Ни с того, ни с сего мода пошла на семейные саркофаги, ареопаги и эти, как их в общем, чтобы люди издали видали, что не хухры-мухры под плитой закопан, а человек солидный. Потому и выходило каждый раз за пределы нормы площадей, установленных госстандартами.
Когда территориальный вопрос стал руководство спецпредприятия непосредственно за горло брать,многим заказчикам по-хорошему предлагали двухъярусные варианты складирования усопших, которым, в принципе, уже всё равно. Макар Фомич, кстати, эту идею, доставшуюся ему в наследство от прежнего руководства, полагал крайне перспективной, и как только взял в свои руки бразды правления кладбищем, хотел творчески развить. Но массы у нас, к сожалению, всегда чуть позади технического прогресса, а потому предложенное «ноу», и в некотором смысле даже «хау», отвергли категорически.
Короче говоря, проблема «северных территорий», а именно в этом направлении с учетом складок местности здесь можно было думать о будущем, в смысле, перспективы, в один далеко не прекрасный момент со всей остротой встала перед СП «Отрада», как с некоторых пор решили из эстетических соображений именовать в официальных документах городское кладбище, именовавшееся допрежь спецпредприятем Энского горжилкомхоза.

3.
И дело-то плевое, казалось бы, овчинки выеденной не стоит: надо земли, что за забором, у собственников отобрать, а к себе приплюсовать. И нет проблем! Причем, они ведь там даже и не собственники, а всего лишь пользователи «вечные». Не смейтесь, так в документах написано, а если кому охота поиронизировать на сей счет, то все претензии, будьте любезны, непосредственно к авторам. Ясен перец, что вечного ничего нет, за исключением бюрократического идиотизма, но коли в документе написано, что «вечно», как ты раньше времени претензии к пользователю предъявишь?
Тем более, что многих из них давно и след простыл. Да когда то было? Давно, еще в начале чертовых реформ, будь они неладны.
Вы же помните обстановку? Кругом общая заваруха, неразбериха, с утра до вечера повсеместный парад суверенитетов. Под этот шумок аккурат приватизация и началась. Голодранцы, в смысле, работники, в основном, бюджетной сферы, на митингах до хрипоты орали, что им свободы слова не хватает, а бывший партаппарат в это время приватизировал бесхозную госсобственность. Ох, времечко было! Государства, как такового, нет, руководящая, цементирующая и направляющая медным тазом накрылась, а номенклатурный состав — как один, при тех же портфелях и креслах, только надписи на дверях поменяли! Короче, когда дым слегка рассеялся, основной, даже можно сказать, подавляющей массе народа было уже поздно губы раскатывать — всё, что можно приватизировали, а что нельзя — оформили в пользование до скончания веков. Вот так и случилось, что земли, примыкающие извне к территории кладбища, которые по всей логике вещей следовало бы оставить в неприкосновенном резерве, отдали по три копейки за гектар будущим фермерам, грозившимся на отведенных площадях сделать невиданный скачок в урожайности, яйценоскости и литрах молока от каждой коровы в день.
Было в те года такое поветрие: с колхозами, мол, явно пролетели, так мы сейчас отдадим землю в частную собственность, и горя знать не будем. И отдали! В результате чего полстраны очень быстро бурьяном заросло. Оказывается, перед тем, как в многотрудном сельском деле куда-то вперед скакнуть, надо сперва присесть и не разгибаться над грядкой, полем и любым клочком земли, обильно поливая его трудовым потом с лица своего. В общем, не получилось со скачком. Отдельные прыжки из стороны в сторону наблюдались, но жрать приходилось все равно импортную мороженую гадость, которую в той же Голландии, например, даже собакам не дают. Это, будем говорить, вообще, в масштабах всей страны, включая, конечно, и Энскую губернию со славным городом Энском в самой середке. А что касательно данных конкретных фермерских, по документам, хозяйств, что примыкают к СП «Отрада», так тут никаких сельхозработ, по всей видимости, и не предполагалось. Земля как была в бурьянах и прочем растительном соре, так и по сей день такая же. Кое-где, правда, кирпичей кто-то сотню-другую завез для отвода глаз, там — сортир фанерный поставили или кубовый бак под воду, чтобы обозначить начало освоения участков.

4.
Самое время здесь будет сказать про их хозяев. Но прежде надобно заметить: а есть всё-таки среди нас умные люди, есть! Вы понимаете, какая тут штука: когда начали чуть не всем желающим давать землю под эти самые фермерские хозяйства, глупые люди брали её, где дадут. Не исключено, что некоторые новоявленные фермеры при этом имели в виду занятия именно сельхозпроизводством, но только, например, не Леонид Ильич Прежнев, тогдашний заместитель председателя Энского райисполкома.
Во-первых, он очень не любил сельское хозяйство вообще, и более того — оно ему осточертело, поскольку приходилось заниматься им некоторое время по долгу службы. Во-вторых, он совершенно не переносил физический труд. Тяжелее стакана до конца дней ничего не поднимал. Да и зачем, если в жизни ему всё давалось без малейших усилий с его стороны, он просто привычки не имел к чему-нибудь руки прикладывать. Видимо, как-то это было связано с фамилией, а также именем-отчеством. Был, помните, в эпоху застоя, при том еще режиме, один государственно-партийный деятель с созвучной кликухой, а к тому вдобавок они еще и полными тезками оказались. Вот и всё! Представьте себе, случайное совпадение товарища Прежнева не только по службе невиданными по тем временам темпами по карьерной лестнице вверх двигало, но и прочие блага сыпались на голову ему, как из рога изобилия. Да что там говорить! Он только звонил куда-нибудь по личному вопросу и просто представлялся секретарше: «Алле? Иван Иваныч на месте? Очень хорошо. Соедините нас, с ним Прежнев будет говорить». На том конце провода, как правило, наступал кратковременный паралич, а в некоторых случаях и до обмороков доходило. У кого нервы покрепче, те успевали переспросить: «Кто будет, извините, повторите, ой, мамочка!». Прежнев им в ответ невозмутимо: «Успокойтесь, пожалуйста, не надо волноваться. Леонид Ильич говорить будет, соедините».
Таким образом Прежнев решал все свои личные вопросы, не успевая даже палец о палец ударить для того. В результате чего весь его организм постепенно отвык от желания трудиться. Он бы, наверное, мог достичь в жизни много большего с такими исходными данными, но очень уж был ленивый с рождения. Так и жил, довольствуясь тем, что есть. Тут начались перестроечные времена, а в самом начале демократических реформ товарищ Прежнев ушел на заслуженный отдых.
Провожали, помнится, Леонида Ильича на пенсию пышно. Речи, подарки, приветственные адреса пришлось на «Рафике» домой отвозить. Но самый ценный себе подарок, как выясняется, он сделал себе сам. А многие из близких тогда недоумевали: ты чего, мол, делаешь, говорили они, зачем ты под самым кладбищем землю берешь, когда можешь взять ее, где захочешь? А вот я именно здесь и хочу, таинственно улыбаясь, отвечал недоумевающим Леонид Ильич, добавляя при этом, что о «мори» надо «мементо», а со всех прочих сторон к кладбищу вплотную подходят гаражи, частный сектор и многоэтажки. Но что особенно интересно, больше всех необдуманным поступком Леонида Ильича был тогда обескуражен его зять, Макар Фомич Мракченко.
Да, представьте себе — бывает и такое, хотя, порой, еще и не такое бывает. Но это факт: Макар Фомич и Леонид Ильич в те времена состояли в близком родстве.
А что тут особенного? Мракченко и в молодые годы не дурак был, чтобы брать в жены кого попало. Вот и вырвал из лап конкурентов дочку всемогущего зампреда. Потом они, правда, с Людмилой Леонидовной разошлись — слишком уж много возле неё всяких «Русланов» вилось — но с тестем, который за воспитание блудной дочери нес всё-таки определенную ответственность, бывший зять, несмотря на формальный развод, сохранял прежние, родственно-уважительные отношения. А в противном случае, кто бы его назначил, извините, заведовать «Клондайком» специального назначения? Там претендентов было на место как абитуриентов во ВГИК. Тут уж, ясное дело, бывший тесть посодействовал, больше не кому. И вот теперь...

5.
А вот теперь Макар Фомич стоял у свежевырытой могилы на центральной аллее, куда завтра по полудню с подобающими почестями закопают скоропостижно скончавшегося на днях Леонида Ильича Прежнева. Он был еще довольно крепкий, надо сказать, старик, ему всего лишь слегка за семьдесят недавно перевалило, но вдруг решил, что у него стремительно развивается рак мозга. Трудно сказать, какие симптомы при этом бывший зампред принял во внимание, только лечиться начал очень интенсивно. Врачи ничего подозрительного у него в мозгах, как ни старались, не обнаруживали, но Леонид Ильич к нашей совершенно бесплатной медицине относился еще хуже, чем к сельскому хозяйству, а потому врачам не верил. Да и как верить, если он, во-первых, знал, что в поликлиниках Энска главврачи в медицине понимают не больше, чем он сам, поскольку по блату учились и пробились не без того, а, во-вторых, просто чувствовал, что мозги его непрерывно пухнут от размышлений по поводу вариантов использования участка земли, примыкающего к кладбищенской территории. Собственно, вариантов было немного, всего три: отдать, продать и подождать.

Районная администрация давила на сознательность бывшего члена бюро райкома КПСС и настаивала на добровольном возврате в муниципальную собственность принадлежащих некогда всему народу земель, за что клятвенно обещала Леониду Ильичу назвать его именем одну из улиц в новом микрорайоне Энска. На эти бредовые предложения Леонид Ильич отвечал неизменно отказом, да еще со словами — «Ни пяди родной земли ставленникам империализма!». Власти участок хотели просто экспроприировать, но как выяснилось, ими же установленный закон того не позволяет. Как не позволяет он и продавать землю официально, что особо угнетало бывшего члена Энского райкома партии товарища Прежнева.
Неофициальных же предложений о продаже лакомого куска, как вы понимаете, поступала масса. Бизнесмены давно осознали истинную цену бросового некогда пустыря и предлагали за него такие деньги, что даже язык не поворачивается конечную сумму называть вслух. Причем, покупатели давали деньги наличными, предлагали оформить сделку переводом на счет в любой банк мира на выбор, но всё это Леонида Ильича не устраивало. Связываться с заграницей он напрочь не желал, потому как воспитание не позволяло ослаблять Родину утечкой капиталов за рубеж, а взять мешок наличных — так что дальше? Что с ними делать? Как легализовать капиталы, чтоб не дергаться потом от каждого звонка в прихожей? Да и рэкет же свирепствует — придут, прибьют, ограбят. Вот горе-то!
Леонид Ильич решил всё-таки подождать. С этой целью он и пристроил своего бывшего зятя на кладбище, чтобы его руками влиять на ситуацию. Но, видимо, здоровье свое от всех этих раздумий бывший зампред и будущий, по документам, но пока несостоявшийся фермер надорвал основательно.
Буквально третьего дня почувствовал старик неожиданно сильную боль в затылке, какая случается у гипертоников при перепаде атмосферного давления, но Леонид Ильич отнес симптом к расширяющейся в мозгах опухоли, быстро принял вовнутрь увеличенную дозу какого-то, еще совершенно не известного науке антиракового лекарства. Там сложный состав — половые органы колибри, плюс пыльца альпийского эдельвейса, плюс толченый копчик страуса Эму и еще что-то, и это всё на французском коньяке настоять надо. Пить по чайной ложке три раза в день перед мочеиспусканием. Так по инструкции, которую ему вместе с препаратом знающие люди дали. За большие, кстати, деньги, потому что где ты за меньше у нас эдельвейсы найдешь?
Короче, итог плачевный: Леонид Ильич только боль почувствовал, тут же в рюмашку зелья накапал по самый край, хватанул залпом и через некоторое время начал, как говорится, отбрасывать копыта. Спустя полчаса совсем плохо стало — задыхается, пузырики изо рта пошли, скрючило всего пополам. Еле до телефона добрался, чтоб «Скорую» вызвать. Та приехала, но было уже поздно. В смысле, поздновато медики в квартиру попали, потому что дверь пришлось автогеном резать. Железная стояла дверь, фирменная, гвоздодером её не расковыряешь. Но зато с домофоном — медики хрипы слышат, а подползти и отворить засовы больной к тому моменту был уже не в силах. Пока сварку искали, пока резали да за понятыми бегали, бедняга преспокойно отошел в мир иной.
6.
Макар Фомич, когда узнал про трагическую кончину бывшего тестя, не то, чтобы очень сильно расстроился, но в каком-то смысле огорчился. Получалось по всему, что теперь земельным участком по праву прямой наследницы будет владеть его бывшая жена, а это, по меньшей мере, не справедливо. И ничего не поделаешь — они давно разведены, а наследство между супругами вообще не делится. Грустная ситуация, спора нет.
Могилку Леониду Ильичу отрыли в самом центре номенклатурного ряда. Это уж, как заведено! Макар Фомич в течение всего дня лично контролировал процесс подготовки завтрашнего ритуального мероприятия. А теперь, стоя у края, вручную отрытого лучшими копачами его предприятия последнего пристанища баловня судьбы Леонида Ильича Прежнева, он пытался размышлять о бренности бытия, но думалось ему только о том, как бы отобрать у наследницы участок земли.
Зацепки кое-какие тут были. Мракченко давно навел, где положено справки и выяснил, что тестяра его бывший, оказывается, не только баловень Фортуны, а еще и пройдоха, каких поискать. Незаконно он землицу у страны оттяпал, не имел на то соответствующих прав. При власти он тогда большой был и, соответственно, плевать они там все хотели на страну и её законы. Знакомый адвокат забесплатно проконсультировал Макара Фомича, что в суде это дело можно запросто выиграть, даже не за очень большие проценты. Беседа с адвокатом состоялась буквально сегодня утром, сейчас Макар Фомич вспомнил о том, почувствовал некоторый прилив вдохновения, после чего плюнул в подготовленную для уважаемого тестя могилу и пошел домой.
На следующий день, а это уже было как раз в пятницу, где-то часа за полтора до назначенного времени захоронения, к нему в кабинет прямо-таки ворвалась его бывшая жена Людмила Прежнева и с порога начала орать благим матом: «Сволочь! Мерзавец! Негодяй! Ты отравил папу! Ты специально его отравил, чтобы завладеть землей! Ты знал о завещании, да? Ты знал — это ты свел его на тот свет, подлец!»
Мракченко некоторое время совершенно ничего не мог понять, потому что, во-первых, жуткий крик стоял, а во-вторых, какое еще завещание, о чем это она? В этот момент в кабинет вошел представительный мужчина, как выяснилось, доверенный нотариус усопшего, и предложил Макару Фомичу ознакомиться с завещанием Леонида Ильича Прежнева, который предусмотрительно распорядился имущество своё после своей, естественно, кончины, разделить следующим образом: квартиру, дачу, машину и деньги на сберкнижке в сумме 10 тысяч рублей — завещались дочери Людмиле, а участок земли — бывшему зятю Макару Фомичу Мракченко.
Теперь в городе Энске все в полном недоумении: то ли у бывшего зампреда, товарища Прежнева, действительно, была опухоль в мозгу, то ли он что-то имел в виду, когда отдавал несметные богатства совершенно чужому человеку, хотя и бывшему родственнику. Трудно сказать, а спросить не у кого. Сам завещатель, как вы знаете, скончался третьего дня, а Макара Фомича будут хоронить в ближайший понедельник, потому что спецпредприятие «Отрада» по выходным не работает.
А как вы думали? Да, умер он, не выдержало сердце нахлынувшего неожиданно счастья. Прямо у себя в кабинете вырубился Макар Фомич, даже завещание не успел до конца дочитать. Успел только матюкнуться — вот это, мол, ни фига себе — с этими словами и помер. От острой сердечной переизбыточности. А потому, что сильно было развито воображение, от чего» как я вас предупреждал, и пострадал товарищ. Такая вот веселая история.
Но самое смешное началось потом. Вскрытие показало, что несчастный во время вскрытия был еще жив. Он, оказывается, в коме находился, но ближайшие родственники, с учетом завещания, так искренне переживали по этому поводу, что в спешке не обратили внимания.
На центральной аллее, куда Макара Фомича вскоре доставили в качестве полноправного квартиросъемщика, факт вопиющей бессердечности отдельных членов потустороннего общества обсуждали весьма бурно и в самых нелицеприятных выражениях. Одновременно с тем много теплых слов было сказано в адрес бесплатной медицины, особенно, её патологоанатомической части, которая в данном случае оказалась на высоте. От полуночи до самых первых петухов не смолкали порой жаркие дебаты, в ходе которых высказывались различные предположения по поводу того, кто виноват и что делать.
7.
Едва комья земли застучали по крышке гроба, как отворилась дверь, и Макар Фомич увидел на пороге небольшого помещения мужика, на вид лет эдак сорока, в форменной одежде, какую носили ЧОПовцы на его предприятии.
Мужик поморщился:
- Ну, чего стучать? Чего тарахтеть зря? Откроют, когда надо. И никакой, кстати, не ЧОП. Ангел я, но падший. Отбываю тут наказание. Через миллион лет, если по-вашему, уйду по УДО. По-нашему, к утру освобожусь.
Падший ангел достал амбарную книгу, послюнявил палец:
- Мракченко, Мракченко…Макар Фомич… - листал вахтёр список имущества, водя заскорузлым пальцем по страницам.
Откуда-то сверху еще доносился стук, но это уже лопатой прихлопывали свежий холмик.
- Кстати, ЧОПовец твой, который главный в охране, негодяй. Сколотил банду из бомжей, воруют венки и цветы бумажные с могилок, потом опять продают на входе.
- И это он знает, - подумал Макар Фомич, сразу поняв, что вслух здесь говорить не обязательно.
- Тук-тук, будто каменья. А говорят, пусть земля будет пухом. Пух так не тарахтит.
- Суглинки у нас, земля комьями вся.
- Нет, это потому, что с радостью они тебе горсти бросали. Ладно, вот: Макар Фомич…ого, да у тебя грехов-то почти нет. Так, мелочи. Пару миллионов лет где-то отстоишь, искупишь, и будешь, как огурчик.
- А где стоять мне велено? На входе?
- Там определят. Иди прямо по коридору, по правую руку в конце будет табличка - «Санпропускник». Там все ваши. Ждут решения. Тебе туда. Ступай.
Макар Фомич пошел по коридору. Обычный, как в любом учреждении. Узкий, темноватый, серые стены, местами облупленные, давно, видать, не ремонтировался. И по сторонам так же – налево дверь, направо дверь, не хватает только «Доски почёта» и плаката с правилами эвакуации при пожаре.
- Кому гореть предписано, тут не эвакуируешься, – услышал сзади, или, может, прямо в мозгу. – Иди, тебя уже ждут.
Долго ли шел, коротко ли, не ведомо, тут время измеряется иначе, но однажды увидел справа дверь с надписью «Санпропускник». Постучал. За дверью послышался смех:
- Кто там? Неужто Макар Фомич?
- Так точно! Можно войти?
- А что, есть варианты?
- Не знаю. Мне сказали, что сперва мне к вам.
-К нам, милок, к нам. Заходи, мы новопреставленным гостям всегда рады.
Макар Фомич толкнул дверь – не открывается. Потянул за ручку на себя - тот же результат:
- Тут заперто, - подумал громко, чтобы там слышали. - Что мне делать?
- Не ори так, не глухие. Иди так, да и всё.
Макар Фомич окончательно пришел к выводу что удивляться тут просто не имеет смысла. Закрыл глаза и пошел вперёд. И прошел сквозь закрытую дверь, будто её не было.
Тут самое место вставить маленькое лирическое отступление про двери, которые нас окружают кругом, в которые мы всю жизнь стучимся, да всё без толку.
Кстати, отсюда и пошло - «Стучите, и вам откроют!» Чушь полная! Вам никто не откроет без блата, без связей, без рекомендаций в письменной или устной форме, или, на худой конец, без некоторой суммы, что даст понять тем, кто за дверью, что вы не шутки ради пришли, а они не зря отворили.
Любимая сказка всех советских малышей не про Буратино, а про дверь в волшебную страну, где всё бесплатно, то есть нахаляву. Ради того все приключения, и Карабас с Барабасом, и Тортилла с Дуремаром.
Дверь, что открывается Золотым ключиком, с раннего детства предел наших мечтаний.
И думается, не случайно двуликий Янус – божество дверей. Вспомните, как часто вам приходилось встречать за отворившимися вдруг дверями и двуликих, и трёхликих, а то и многоликих янусов. Чуть ветер перемен подул, он тут же переобул лицо, сменил маску. Вот только что, к примеру, улыбался вам, да еще и ножкой шаркнул, а тут и голос другой, и указывает на дверь – выйдите вон, закройте с той стороны!
И да, «Дверь Спасения» - второе имя Богородицы. Но тут уже с той стороны не закроешь.
Отсюда и старинная русская загадку о новорожденном: «Какой зверь из двери выходит, а в дверь не входит?».
В принципе, любой. Одни только туфельки-инфузории не понимают, о чём речь.
«Осторожно, двери закрываются!» - весь день в метро мы это слышим. Но как бы было хорошо, если бы нас, хоть иногда, предупреждали об обратном – осторожно, двери открываются! То есть, не спеши, дружище, постой, подумай, надо ли тебе туда?
8.
- Макар Фомич! Заходите, милости просим, заждались уже, - услышал Мракченко знакомый голос, прозвучавший в кромешной темноте. – Коли вы слышите меня, так и видеть должны. Включите свет сами, тут полное самообслуживание.
Макар Фомич подумал о свете и стал свет. И увидел он, что это хорошо.
- А вот так не надо бы говорить, тут скабрезности не приветствуются, - протянул ему руку - кто бы вы думали? – да, именно так: его бывший тесть Леонид Ильич Прежнев. Что, впрочем, не удивительно. Он сам сюда попал, буквально, на днях, а потому уйти далеко просто не мог.
- Ну, что, зятёк, невольник ритуальной чести, не вынесла душа поэта нахлынувшего счастья?
- Сердце не выдержало, - кивнул в ответ Макар Фомич. – Не ожидал, признаться, такой щедрости.
- Да ты не расстраивайся, это мелочи. Я тот участок мошенническим путём оформил. Скоро там, на том свете, начнутся разборки, а документы все липовые. Поднимут архив, разберутся, кое-кого посадят. И правильно сделают. Я бы их там всех…
Макар Фомич огляделся. Помещение напоминало предбанник. Стены кафелем, по стенкам шкафчики с нарисованными фруктами, овощами и зверушками, как в детском саду. Посреди комнаты лавки в ряд, перед ними стол с красной скатертью. В углу фикус, скорее всего, искусственный, мёртвый. Да и то сказать – откуда тут живому взяться?
- Какая моя задача, Леонид Ильич? Куда мне дальше? На входе сказали, что вы знаете.
- Мне тоже так сказали. Жду вот. Да тут все ждут. Пока здесь, никого не расписывали по месту приписки. Должно скоро общее собрание состоятся, думаю, там всё скажут. Располагайся, устраивайся поудобнее. Что особенно радует, тут, как ни сядешь, где ни ляжешь – везде удобно. Прекрасно!
Вдруг сбоку от фикуса прямо в стене отворилась еще одна дверь и комнату стали заполнять постояльцы Предбанника. Некоторых Макар Фомич знал по книгам и фильмам, с некоторыми был знаком лично. Пошли один за одним - Ленин, Сталин, Хрущёв, Чапаев, Феликс Эдмундович в железных доспехах, Герасим с собачкой на руках, а следом - Леонид Ильич, но уже настоящий, Юрий Владимирович, Константин Устинович, с ними рядом почему-то Герострат и Иван Сусанин, и многие из наших, из близких - Алексей Филиппович, генерал таможенный, пару знакомых депутатов, но мало кто их помнит.
- Товарищи! – сказал Герасим, отпустив собачку, которая тут же развалилась на полу и заснула мертвецким сном. – Поскольку я там, при жизни, был немой, то собрание поручили провести мне. Рассаживайтесь. На повестке дня один вопрос: отчёт по грехам и получение направления в места вечного покоя. Слово предоставляю товарищу архангелу Гавриилу, который нам доложит какую-нибудь благую весть.
Благая весть! Как часто мы слышим одно и думаем, что слышим весть благую, а когда уже подходишь к заветной дверце, а там, как обухом по голове – «Пива нет», «Ушла на базу», «Посторонним вход воспрещен».
Помилуйте, да какие же мы посторонние, мы все отсюда, вон сколько ждали, всё вытерпели, выстояли - пустите, отворите…
Вышибала непреклонен: «Фейс-контроль! У нас спецобслуживание! Вход только по пригласительным билетам».
А как его получить? У кого? Кто выдает, где?
Фикус вдруг зашевелился, встрепенулся и преобразился. Никто не видел никогда в лицо того Гавриила, который, кроме прочего, курирует почтовую связь, но все думают, что это симпатичный юноша с крыльями. Симпатичный, то да. Но зачем крылья тому, кто может в фикус превращаться и обратно? Да и крылья, если честно, чисто символические зачем-то ему рисуют на иконах. Аэродинамики никакой, летать на них всё равно невозможно.
Герасим постучал костяшкой пальца по графину:
- Прошу присутствующих сосредоточиться, вопрос серьёзный. Второй раз собираться не будем. Не положено. Прошу вас, уважаемый товарищ, доложите нам дальнейший порядок пребывания.
Макар Фомич, как новобранец, занял место на последнем ряду. Он привстал, чтобы всё видеть и лучше слышать главное. Оратор показал ему рукой, чтобы тот сел:
- Садитесь, Макар Фомич, в ногах правды нет. И не волнуйтесь, до вас очередь дойдёт.
- Вот те раз, он меня знает!
- Вот те два! - улыбнулся докладчик. - Было бы удивительно обратное.
Архангел обвел присутствующих взглядом. Вроде мельком, но было понятно, что смотрит насквозь:
Итак, господа, товарищи, рабы божии, ситуация складывается следующая. Кстати, тут есть рабы божии?
Ленин вскочил:
- Никогда! Прошу занести в протокол - никогда коммунары не будут рабами!
Докладчик улыбнулся:
-Владимир Ильич, с вами вообще беда – вы ведь еще не погребены. Вы и ни там, и ни тут. Особый случай. Мы его рассмотрим отдельно.
- Как лицо некогда духовного звания, - сказал Сталин с характерным акцентом. – Могу подтвердить, что коммунары рабами не будут, но Бог всё-таки есть. Лично облетел на самолёте Москву с иконой Богородицы, и враг отступил.
- А я предупреждал – в письмах съезду предупреждал партию, что этот бывший попик крайне опасен, - взвизгнул Ленин. – Так оно и вышло.
Уймись, Ильич, - Сталин достал из складок савана трубку. – Твои писульки были продиктованы больным мозгом. Сифилис не щадит никого, даже вождей мирового пролетариата, у которого вождей не было никогда и быть не может, в принципе… Продолжайте, товарищ Гавриил, это очень интересно.
9.
- А вот с вас, Иосиф Виссарионович, и начнем, - ласково посмотрел на отца народов докладчик. - Сидите, тут без церемоний. Мы про ваши грехи всё знаем, но знаете ли вы о своих грехах?
- Знаю, - сказал Сталин после паузы. – Есть один. Надо было Ленина закопать, остальных фанатиков добить, и страна бы пошла правильным курсом. Хотел. Но не сделал. Грех на мне.
- И больше никаких? А репрессии? А расстрела, лагеря, тюрьмы?
Сталин пыхнул трубочкой:
- А всемирный потоп? А египетские казни? А Содом и Гоморра, которую серой сожгли вместе с невинными детьми, больными стариками и непорочными девами?
- Вы отдайте отчёт словам своим? – улыбнулся докладчик. – Кто потоп организовал и кто вы?
- Да, я знаю. Но некоторое время окружающие меня люди думали, что разницы нет. То уже не мой грех.
Вдруг с другого конца исторической скамейки подал голос маленький лысый мужик с бородавкой на носу:
- А я развенчал его культ! Осудил, из склепа вынес и закопал. И тем, думаю, искупил все свои грехи. Как вы розумиете, товарищ Гавриил?
- Зря не расстреляли тогда этого хохла, - себе в усы молвил Сталин. – Всё было бы иначе.
В предбаннике хоть в усы, хоть про себя что ни скажи, а хоть просто подумай - слышно всем. Встрепенулся Леонид Ильич, но настоящий:
- И я жалею, Иосиф Виссарионович, что пощадил лысого. Надо было его к стенке поставить.
- Тряпки вы! Не большевики, а политические проститутки! – крикнул с того конца Ленин, вскочил и выбросил правую руку вперёд, как обычно на памятниках.
- Владимир Ильич, - довольно робко возразил Леонид Ильич настоящий. - В наше время народ бы нас уже не понял.
- А ты думаешь, в наше время нас народ понимал? Но миллионы по морозу шли за моим гробом с непокрытыми головами. Вот так надо создавать мифы!
-За моим шло гораздо больше, - сказал Сталин. – И что с того? Они же потом мои портреты со всех стен соскабливали и памятники мне рушили. Это такой народ.
- А мне нет! – крикнул Ленин. – Народ меня любит! До сих пор повсюду стою в граните и бронзе!
- Не повсюду, - сказал Хрущёв. - У нас, в Украине, давно убрали, в Прибалтике, в азиатских республиках, да и везде. Только в России остались.
- Правильно говорить «на Украине», - подал реплику Сталин, который внёс вклад в своё время в развитие вопросов языкознания.
- Сегодня там все говорят «в», - подал голос настоящий Леонид Ильич.
- Так сегодня там уже не Украина, а Хохляндия с бандерлогами, от слова Бандера, - подумал Макар Фомич и все повернули голову в его сторону.
10.
Макар Фомич еще со школы терпеть ненавидел, когда все на него смотрят и он что-то вроде бы должен сказать. Учительница ставила его у доски и говорила:
- Подними глаза, а то дырку в полу продырявишь! Ты людям в глаза смотри, всем классу скажи, почему ты разбил окно в коридоре?
Да почему! Да потому, что Сашка дал хороший пас, и он пробил, но неудачно, а мочалка тяжелая. И много ли стеклу надо, если правильно попасть? Причем, весь класс о том знает, все болели на игре, пятеро играли. Бились за выход в финал чемпионата школы по футмочалу. Принципиальный матч с «бэшниками». И они выиграли бы, если бы не это хлипкое стекло.
И тут аналогично. Что ты скажешь «этим» людям, когда они всё знают и сами это всё сотворили?
Хоть вон того взять, который в вышиванке с бородавкой на носу – он украинцев травил, гнобил, к стенке ставил пачками, как никто другой. Он лично у Сталина просил добавки, потому что разнарядку по расстрелам выполнили и даже перевыполнили, а только в азарт вошли. Ему Сталин резолюцию на прошение наложил: «Уймись, дурак!».
Лысый с бородавкой этого маленького грузина, перед которым весь мир трепетал, ненавидел всей душой, точней, гнилой душонкой, всеми фибрами желал ему смерти. Он перед Хозяином на коленях стоял, унижался, плакал, весь в соплях умолял Всемогущего простить ему его страшные грехи, а то сына молил пощадить, который человека застрелил.
Да хоть Берию возьмите. Великий серый кардинал, вся репрессивная машина под ним, а самого убрали, как лоха последнего. Пришли домой и застрелили. Обедал, пишут, харчо кушал. Прямо в харчо и рухнул мордой. Потом уже придумали версию, что всё по закону - якобы в подвале, якобы даже приговор зачитали. Чушь!
Да там вся свора шакалья, верхушка тогдашняя, один другого стоили. Они отравили Сталина? Да запросто, но это не принципиально. «Боржоми», мол, ему подали с ядом. Нет! Сталин сам себя убил, создав систему, построенную на страхе, корысти, зависти и ненависти. Он отравил Ленина, его отравила сама система, Лениным задуманная и доведенная Сталиным до совершенства. Это должно было однажды рухнуть и это рухнуло. Вот почему на Украине теперь национальный герой Бандера, пособник фашистов.
- Товарищ говорит обидные слова, - промолвил вдруг Сталин, - но говорит правду, что самое обидное. Сперва отравили, а потом Лаврэнтий еще и придушил. Чтобы наверняка. Кстати, где он?
- Здесь я, Коба, где же мне быть? Но не наговаривай лишнего. Душил Никита. Мы стояли рядом. За сына он тебе отомстил.
- Которого ты зачем-то расстрелял без моего приказа? Я же простил его, помиловал. Он случайно убил человека, не по злому умыслу. Пьяные они были.
- Для того и расстрелял, чтобы Никита тебя задушил. А я бы его потом к стенке поставил и лично бы шлёпнул с большим удовольствием. Но зато ты бы остался, Коба, в мавзолее, рядом с Ильичом, а вы с ним вместе – жили бы вечно в сердцах миллионов, как путеводные звёзды для всего советского народа. Памятники стояли бы кругом, как символы веры и устремленности. И мы под знаменем Ленина-Сталина достигли бы невиданных побед на всех фронтах. Да что говорить – мы войну с фашистами под этим знаменем выиграли, которую по всем понятиям должны были проиграть. Ты же помнишь первые дни, Коба? Даже я, признаюсь, тогда испугался, хотя страха ни до, ни после никогда не испытывал.
Председатель собрания Герасим хотел было опять постучать костями по графину, дабы напомнить о повестке дня и просить присутствующих придерживаться регламента. Но графина не было, да и докладчик, благих вестей разносчик Гавриил, его остановил:
- Погодите, не мешайте им, милейший Герасим! Пусть поговорят. Для того же мы, собственно, и собрались.
11.
Сталин посмотрел на Берию тем самым долгим и тяжёлым взглядом, который приводил в ужас маршалов, генералов и адмиралов, членов Политбюро, не говоря уже о партийных чинах низшего ранга, коим выпадала судьба стоят перед великим вождём и отвечать на его вопросы о причинах провалов, поражений и разного рода неудач.
- Я испугался? Да, я испугался, но раньше, в 37-м, когда ты мне принёс письмо того маленького негодяя, который публично отказался от отца.
- Отец его был арестован и зачислен нами во враги народа, которым он, по сути, и был. Вор, спекулянт, мошенник. Но мальчик подал пример сотням и тысячам других детей. Мы поддержали это движение отречения. Мы рвали с прошлым, чтобы устремиться в будущее. Разве я был не прав? Ты же одобрил эту идею. Без твоей воли в стране даже мухи не жужжали и летать не смели.
- Да, одобрил, но испугался. Люди, которые отрекаются от отцов своих, так же легко отрекутся и от Отечества. Война была на пороге. Кто пойдёт воевать за эту страну? За эту власть. Как звали того ублюдка, забыл?
- Его звали Корнелий…
Сталин замолчал. Все замолчали. И пока они молчат, мы отступим немножко от сюжета и поговорим о важных вещах.

12.
В кромешной тишине, где можно было бы слышать стук сердец, если бы они у присутствующих ещё стучали, раздался скрип входной двери. Она отворилась, в зал вошёл плюгавенький мужичонка в грубом посконном рубище и стоптанных сандалиях на босу ногу. Росточка небольшого, метра полтора, или чуть больше, лицом невзрачен, да и всем обличием впечатления производит грустное. Так выглядят бомжи, коим не то, что помыться и побриться, а подумать о том лень. Вот и тут - бородёнка редкая, волосики слипшиеся, не мытые сроду, на голове плешь, под глазами синие мешки. И когда идёт, чуть ногу правую волочит, видать артроз или что ещё. В общем, ни то, ни сё, и глянуть не на что.
Председательствующий с удивлением глянул на вошедшего, встал и хотел было попросить незваного гостя покинуть зал заседаний и не срывать им мероприятие, но мужичок махнул рукой, успокоил Герасима :
- Не волнуйся, сынок! Не обращай внимания. Я тут тихонько посижу, послушаю. Мешать не буду. Продолжайте товарищи.
Мужичонка сел на свободное место во втором ряду. Архангел Гавриил всплеснул руками и возопил:
- Братья и сестры, товарищи и дамы, господа и прочие! Уполномочен донести до вас невероятно благую весть – с нами Бог!
Выбежал из-за трибуны и плюхнулся ниц, распростерев крылья на весь размах.
Все посмотрели вверх. Но ничего не увидели, потому что верха не было. Низа тоже. А какой низ там, где ниже уже нельзя? Стен не было, но дверь была. Мы уж говорили чуть раньше, что дверь – это главная штука в жизни. Но как оказалось, после тоже.
Кто-то из сала переспросил:
- Позвольте, это как понимать? Что значит – с нами бог? Какой именно бог? Загробная общественность в недоумении. Перун, Стрибог, Сварог? Может, Зевс или Юпитер? Или уж тогда наши Амон, Атон, а то и сам Осирис, что было бы здесь куда уместнее.
Ленин с того края выкрикнул:
- Или Карл Маркс! Для мирового пролетариата ничего более не надо!
На распотрошённого вождя зашикали все, даже бывшие ленинцы:
- Перестаньте, Ульянов! Что вы, в самом деле, чудите тут. Здесь не Совнарком, поимейте хоть какую-нибудь совесть.
Встал Сталин, пыхнул трубкой:
- Товарищи из древнего Египта, как я понимаю , правильно ставят вопрос. Если мы говорим, с нами бог, мы должны понимать, какой бог, и только тогда мы поймём, что такое «с нами». Мы совершили большой перегиб, когда чуть не под корень вырубили русскую православную церковь. Но мы исходили из благих побуждений. Если разрешить эту религии, надо разрешать все остальные. А как жить в стране, где молятся разным богам?
- Бог един, - буркнул в бороду тот самый, невзрачный мужичок и опустил голову чуть не на грудь.
Все услышали его реплику. Да и как не услышать, если в этом зале, мы говорили о том, самые потаённые мысли всем слышны, а уж сказанное в голос, что гром средь ясного неба. Эхо до сих пор во все концы несло – един, един, един.
- Его у нас так и звали Один, - подал голос кто-то из древних варягов.
- Бога звали Савоаф! – встряли в дискуссию люди семитских кровей, но им немедленно возразили мусульмане:
- Бога звали Аллах!
- Ой, перестаньте нас удивлять своей неосведомлённостью! Мы, евреи, звали своего бога Элоах, вы его, спустя 500 лет, стали называть Аллахом. Какая разница? Нам не жалко, пожалуйста, пользуйтесь, нет проблем. Но за аренду надо платить добром, а не ракетами. Это так, к слову.
- А есть ещё Будда, Кришну, Вишну. Вот и вопрос: как же может быть бог один?
Мужичок вздохнул тяжело, встал, вышел вперёд. Махнул рукой архангелу, тот не вскочил – взлетел, как птичка райская, и тут же исчез из вида, будто его и не было никогда.
- Макар Фомич, - обратился мужичок к бывшему директору кладбища, который как раз в этот момент подумал о Будде и других божествах Востока. - Есть и Будда, и Кришну, и всё выше перечисленное, но бог один. И он в данный момент перед вами.
По залу пронёсся ропот недоверия. Да кто ты такой, мужик? Ты же на бомжа похожий, ты глянь на себя – какой ты бог? Какой ты властитель времени и всего сущего?
- Понимаю ваше недоумение, - сказал мужичок. - Вы привыкли к картинкам, где какой-то седовласый пенсионер могучего телосложения с треугольником за головой вместо нимба. Или другой пример: где-то слепили многорукую скульптуру и сказали, вот вам бог. А вам, уважаемые товарищи из Египта, нарисовали мужчину с головой лягушки и назвали чудище богом. И вы все тому верите? Но, позвольте, почему именно лягушка? Бред какой-то. Говорил им, учил, внушал, казни египетские организовал - бесполезно. И другой вопрос - скажите, зачем богу голова? Зачем ему какие-то отростки под названием руки и ноги? Зачем глаза, если он всевидящий без них? И это вот…ужас какой-то…желудочно-кишечный тракт? Фу! Жуть! А сейчас я принял обличие человеческое только потому, что вам так привычнее. Принял бы образ обитателей планеты Драбадан из созвездия Похмелон, вы бы от страха умерли ещё раз. Пусть так, чтобы не мусорить тут. Но истинное обличие бога никому не дано познать, и уж тем паче, умом принять. Это за пределами возможностей любых существ, кто смертен. Так устроено мироздание. И всё, хватит о том.

13.
Макар Фомич уж боялся, о чём-либо думать в такой обстановке, когда малейший проблеск мысли становится достоянием окружающих, а потому сказал сразу вслух:
- А зачем же было всё это создавать? Между прочим, как нам говорили, по образу своему и подобию?
- Ожидал вопроса, – улыбнулся мужичок, который только что сам вложил в голову Макара Фомича провокационную реплику. - Отвечаю: к созданию недоразумения под названием человек не имею никакого отношения. Это вот он учудил, - мужичок показал рукой на фикус. – Иди сюда, падший.
От фикуса отделился ангел, который давеча прикидывался архангелом Гавриилом.
- Извольте - Люцифер, Фосфор, Денница – прошу не любить и не жаловать. Хотя, это не имеет значения – любите и жалуйте, воля ваша. Предвосхищаю следующий вопрос – почему я, Всесильный и Всемогущий, его не уничтожил, когда он пал в моих глазах, если говорить привычным вам терминами? Отвечаю: а зачем? На том краю Вселенной творится тихий ужас, если подходить человеческими мерками, а там это считают вершиной гармонии. Но здесь, на Земле, на задворках бесконечного мира, с их точки зрения творится кошмар. И что делать? Кого вперёд уничтожать? Успокойтесь, всё так и задумано. Ничего на земле не было когда-то, скоро опять не будет. И это хорошо! На фоне вечности какой-то миллиард лет - просто миг, мгновение¸ даже меньше, чем ничего. Зачем уничтожать то, чего фактически уже нет?
Мужичок обратился к падшему ангелу:
- Ты натворил, ты и разбирайся. А этого, - кивнул в сторону Макара Фомича, - выпусти обратно. Человек в коме был от счастья, а они его закопали. Вот люди! Отпусти. Должна же быть в этом мире хоть какая справедливость.
Мужичок махнул рукой, которая тут же отвалилась за ненадобностью, махнул другой – аналогичный результат. Так и пошёл к двери шаркающей походкой, чуть волоча за собой правую ногу.
Собравшиеся разом загалдели: а когда же Страшный суд, куда теперь нам, сколько ещё тут сидеть и чего ждать?
Мужичок в дверях обернулся, улыбнулся:
- Самый страшный суд – ожидание Страшного суда. Ожидание расплаты за грехи тяжкие хуже всякой расплаты. С чем вас всех и поздравляю, - мужичок оборотился к падшему ангелу: - Занимайся, Люцик, даю тебе полную свободу. Но начальника кладбища отпусти, не время ему тут быть. Приглянулся он мне, забавный экземпляр.
Мужичок отбросил ненужные ноги, превратился в сизый дымок и тут же исчез. Только старые сандалии остались на полу у двери, за которой ничего нет.
14.
-Ну, что товарищи, - ухмыльнулся бывший архангел Гавриил, - продолжим наше собрание. А вас, Макар Фомич¸ попрошу на выход. Сами слышал – сам попросил, повезло вам.
- А что же мне делать? – Макар Фомич с трудом скрывал недоумение. – Куда идти теперь?
-Никуда! За вами сейчас придут. Вот точно: вскрытие показало, что больной умер от вскрытия. Ошибка вышла. Вы не умерли, вы в коме. Там , на том свете, уже возбудили дело и сейчас начнут эксгумацию. Хорошо всё-таки, что в вашем городе нет пока крематория. Из пепла восставать – хлопотно, да и на окружающих производит сильное впечатление. До свидания, Макар Фомич, не поминайте лихом, если что.
Вы не поверите, но падший не обманул. На верху сразу после похорон Макара Фомича начались странные вещи. Кто-то подбросил следователям анонимное письмо, где говорилось, что Макара Фомича закопали живым специально, чтобы завладеть участком земли, что якобы ему передал в дар бывший тесть Леонид Ильич Прежнев. Документы все фальшивые, земля была приобретена незаконно, а потому директора кладбища и закопали, чтобы он не путался под ногами. Но он в коме, он и сейчас живой, хотя и в могиле.
Следственная группа разделилась. Одна часть пошла арестовывать ответственных работников земельного комитета, другая – с постановлением прокурора стояла у края только что отрытой могилы, где копачи уже подсовывали ленты под гроб. Наверху взялись за концы и ловко вытащили наружу гроб вместе с ими же погребённым только вчера.
Судмедэксперт, когда открыли крышку, пощупал пульс у трупа:
- Нормальный пульс! – и тут же потерял сознание. Не труп, судмедэксперт.
А труп в этот момент как раз открыл глаза:
- Вы что тут все делаете? - строго спросил Макар Фомич, после чего сознание временно потеряли ещё двое из следкома.
Мракченко вылез из гроба, встал, отряхнул выходной пиджак:
- Товарищи! Случилось явное недоразумение, но мы все вопросы снимем, когда потерявшие сознание товарищи придут в себя. Пусть найдут меня, у себя буду, - сказал Макар Фомич и твёрдой походкой пошёл по направлению к администрации кладбища.
Глядя на чудо, вырубилось ещё пару копачей, хотя среди них сильно нервных людей никогда не было. Но случай-то особенный! Не каждый день на кладбище покойники из гроба встают и уходят по своим делам.
Как было сказано, так и случилось. В земельном комитете арестовали крупных чиновников, в самой администрации парочку взяточников взяли. У них же всё повязано, одна шайка. Те подбрасывают, эти подделывает, все потом мзду делят. Договор «липовый» аннулировали. Тесть Макара Фомича смеялся на том свете так, что некоторые слышали странные звуки в том ряду, где его закопали среди видных представителей местного общества.
Вскоре Макара Фомича перевели на другую работу, назначили директором муниципального ведомства Горблагоустройство. Венки, цветочки, уборка газонов – ему эта работа не в диковину. Но ещё потому перевели, что многие работники Горритуалсервиса, как теперь называли городское кладбище, шарахались, завидев издали живого директора, а некоторые всякий раз теряли сознание.
В новой должности Макар Фомич освоился быстро. Дело привычное – закопал, откопал, песочком посыпал, водичкой полил – навык есть, не впервой. Только теперь иногда ещё путался в терминах. Посадку рассады называл погребением, желал, чтобы цветочкам земля была пухом. И всякий раз, осматривая участки, где трудились работники благоустройства, говорил им «мир праху» вместо «до свиданья, товарищи».

это конец

Владимир БАБИН