Гуляла Шапочка в лесу.
Ах, Шарль Перро!
Ты только глянь на нашу –
в пупке кольцо, две бусины в носу,
весь зад татуировкой изукрашен
и перед тоже…Это писк сезона!

Что говоришь? Ты только не кричи,
у нас такие обороты вне закона.
А что поделаешь? Мы терпим и молчим,
поскольку все слова не в том формате.
И это, кстати, не разврат – «тату-интим»!
Рыдают прямо в голос братья Гримм –
у них фантазии, конечно, хватит –
представить Белоснежку с голой попой,
со штангами в ушах, татушкой на груди…
Пробили, в общем, мы окно в Европу.
Ганс Христиан, родимый, погляди:
Дюймовки нынче – не дай бог приснится,
кошмары будут доставать всю ночь.
- Прошу прощения, а чья же это дочь?
В каком цветке могло «такое» зародиться?
- В чертополохе! Нешто не видать?
Твоя – лошара, тормоз и отстой.
А то, что мозг у нашей сплошь пустой,
так время изменилось, так сказать,
ум нынче не в чести, честь не в почёте.
Нагрянула иная, извини, эпоха.
Великий сказочник:
– А как же вы живете?
Как различаете, что хорошо, что плохо?
- По «тачкам» различаем, по домам,
по шмоткам нынче не встречаем,
а провожаем, и завидно нам,
и горько, что туда не попадаем,
где в Куршавеле правит бал элита,
где все другое – нрав, закон, обычай.
Ганс Христиан:
- Да погоди ты!
Меж временами множество отличий,
но то, что было подлостью при нас,
как может быть достоинством у вас?
- А так и может! Нам же всё до фени,
вот и плодятся «готы», «скины», «эмы»…
Что говорить, когда такие все мы?
Кого ругать, когда мы сами – тени
невзрачные, как призраки былого,
когда за пошлость били по лицу.
Сказал я как-то одному отцу
про дочь его, а он – и что такого?
Потом с усмешкой: я, мол, архаичный,
отстал от веяний – другое поколенье,
у молодежи нынче всё прилично,
что раньше вызывало отвращенье.
Как раз его дочурку, Шапку-эмо,
однажды встретил Волк в лесном кафе,
где и свершилось аутодафе…
Но то совсем уже другая тема.
Потом был суд, Волчонка наказали.
И поделом – не лезь на малолетку!
Родители там рвали и метали:
они, мол, воспитали чудо-детку,
ей нет цены…Ошиблись: говорят,
что Шапка отдавалась всем подряд -
на лавочке, в подъезде и подвале
– за банку пива…больше не давали.